После он думал: все, что произошло,
случилось по его вине. Он фактически бросил семью, влюбился в Элизабет, и
сам Господь Бог решил очень наглядно показать Уильяму, как он не прав.
Если грешишь, то изволь платить за свой грех. И цену назначаешь не ты, и
торговаться не с кем, да и поздно. Вне зависимости от твоего желания у
тебя забирают самое ценное, что имеешь, не спрашивая на то разрешения и
не предупреждая заранее.
Последние два года Уильям считал, что
самым ценным для него является Элизабет. Каждая разлука с ней, даже если
она длилась всего один день, давалась мучительно тяжело. Уильям мало
ел, плохо спал и, как говорил его друг Джеймс, олицетворял собой
несчастную любовь.
А Элизабет Верной блистала при дворе.
Конечно, ровно настолько, насколько было вообще позволительно блистать
рядом с королевой. Граф Саутгемптон умудрялся ухаживать за двумя
Елизаветами сразу: молодая Элизабет, как и раньше, кружила ему голову и
жила в его сердце, покровительство королевы Елизаветы терять было бы
слишком глупо, поэтому Генри продолжал говорить ей комплименты и
сопровождать в длительных прогулках по дворцовым паркам.
Уильям слишком хорошо видел игру графа и
не мог не замечать перемен в своей возлюбленной. Она, как и все, кто
много времени проводил при дворе, становилась расчетливее в своих
поступках, стараясь не обращать внимания на поведение Генри. Уильяма
Элизабет тоже не отпускала от себя. Ей было приятно слышать сонеты,
слагаемые в ее честь, видеть страдание в его глазах. Редкие свидания
были наполнены страстью, подогреваемой наличием сильного соперника.
Ни Уильям, ни граф больше не
возвращались к болезненной теме борьбы за сердце Элизабет. Каждый из них
предпочитал думать, что выигрывает именно он. А Элизабет старалась их в
этом не разуверять.
Так, Уильям, постоянно находясь в
состоянии любовной лихорадки, неожиданно столкнулся с тем, что в его
жизни присутствуют люди не менее, а, говоря честно, и более важные, чем
Элизабет. В конце весны Анна попросила его приехать в Стрэтфорд в связи с
тем, что их сын Гамлет тяжело заболел.
Уильям был уверен, что уезжает ненадолго
— лишь до тех пор, пока сын не пойдет на поправку. Выздоровление ему
представлялось делом времени. Так или иначе, но Гамлету станет лучше, и
Уильям сможет вернуться обратно в Лондон. Он договорился в театре,
предупредил Элизабет о своем отъезде и без всяких дурных предчувствий
двинулся в путь.
— Ему очень плохо, — встретила его,
рыдая, Анна. Она кинулась мужу на шею. Он неловко обнял ее, словно перед
ним была чужая женщина.
— Что случилось? Когда он заболел? —
Уильям попытался хоть что-то узнать о болезни сына, но Анна не могла
больше произнести ни слова. Она слегка покачивалась из стороны в сторону
и все сильнее прижималась к мужу.
Когда Уильям, наконец, вошел в дом, в
спальне он увидел лежащего на кровати бледного и исхудавшего Гамлета. В
комнате было темно: врачи советовали держать шторы закрытыми.
— Месяц назад он простудился. Врач
говорил, что он поправится, — бормотала Анна, — но с тех пор Гамлет не
вставал. Он почти ничего не ест и не встает с кровати, потому что ужасно
слаб.
Уильям присел на край кровати. Сын спал,
но его дыхание было прерывистым, а на лбу выступили капельки пота.
Уильям легонько провел рукой по влажным волосам мальчика и с тяжелым
вздохом вышел из комнаты.
— Все будет хорошо, — попытался он успокоить жену, — Гамлет выздоровеет.
— Теперь, когда ты здесь, я уверена в
этом, — Анна немного успокоилась и начала накрывать стол к ужину, —
завтра навестим девочек. Они пока живут у твоих родителей. Мы боимся,
что они могут заразиться от Гамлета. Да и мне так полегче: за ним нужен
уход.
Уильям посмотрел внимательно на жену. «А
ей ведь уже сорок, — подумал он, — как, должно быть, ей тяжело одной».
Возле уголков рта у Анны пролегли две морщины, придававшие ее лицу
печальное и даже скорбное выражение. Из прически больше не выбивались
задорные светлые локоны — волосы были тщательно убраны под чепец. Анна
еще больше располнела и поэтому уже не бегала по дому, как раньше, а
передвигалась медленно и величаво.
Анна и одета была гораздо проще, чем
лондонские модницы. Даже жена владельца типографии Филда и та выглядела
куда изысканнее. Не говоря уж о дамах из высшего света. Элизабет вечно
меняла наряды, шляпки и украшения, никогда не появляясь в одном и том же
платье дважды.
— Почему ты так на меня смотришь? — Анна заметила его взгляд. — Я старею, Уильям.
— Что ты! — Уильям стряхнул напавшее на
него оцепенение. — Нет, конечно. Я тебя давно не видел. Вот и любуюсь.
Давай пойдем завтра в магазин и выберем какой-нибудь наряд. Может, ты
захочешь купить себе шляпку или новое платье.
— Куда мне в этом ходить! — Анна улыбнулась. — Мне вполне хватает того, что есть. Лучше купи подарки детям.
Уильяму стало стыдно: собираясь впопыхах в Стрэтфорд, он и забыл о том, чтобы привезти им сувениры.
— Ты права, — Уильям кивнул, — прямо с утра пойду, поищу им что-нибудь.
Из спальни послышались стоны. Анна побежала в комнату к сыну.
— Ему становится хуже. Уильям, сходи за врачом, — попросила она, вернувшись.
Врач пустил мальчику кровь и велел
давать ему побольше молока. Также он прописал Гамлету отвар из медуницы,
в который следовало добавлять немного порошка, самолично
приготовленного врачом.
Жар немного спал, но Уильям видел, что болезнь не отступает. Сын снова уснул.
— Может, следует позвать другого врача? — спросил Уильям Анну.
— Этот — лучший в Стрэтфорде. Я не
думаю, что кто-то будет лечить Гамлета лучше, — ответила Анна и пошла
делать прописанный отвар.
Уильям остался в комнате сына. Он
вспоминал первые годы жизни сына, как тот бегал по дому за сестрой, как
играл во дворе с деревянными игрушками, которые ему вырезал Уил. А после
он и не знал, как рос мальчик, чем увлекался, о чем думал. Был ли
Гамлет похож на него? Также хотел удрать куда-нибудь, когда вырастет?
Что думал о своем отце?
Он никогда не узнает, чем жил его сын
все эти годы. Да, Уильям стал известен, его пьесы идут с большим успехом
в одном из лучших театров Лондона. Ему аплодирует придворная публика, а
покровительствует граф Саутгемптон. Он влюблен во фрейлину королевы, а
она пишет ему записки и даже иногда прибегает к нему на свидания.
Сидя у постели сына, Уильям вдруг понял,
что все это ничего не значит по сравнению с жизнью маленького мальчика,
лежащего сейчас на постели. И если бы он мог повернуть время вспять, то
готов был бы остаться прозябать в Стрэтфорде в обмен на здоровье сына.
— Когда ты уезжаешь обратно? — спросила его на следующий день Анна.
— Я остаюсь здесь, — твердо ответил
Уильям, — по крайней мере, пока мальчик не выздоровеет. А там, может, вы
все-таки все вместе переедете ко мне.
— А как же твоя работа в театре? — удивилась Анна.
— Работа подождет, никуда не денется. Не
волнуйся. А пьесу я могу писать и в Стрэтфорде. Сейчас главное, чтобы
Гамлету стало лучше.
Прошло три месяца. Тем летом в
Стрэтфорде было нестерпимо жарко. Анна постоянно протирала сына влажным
полотенцем, но облегчения это не приносило. Он мучился, то проваливаясь в
беспокойный сон, то ненадолго приходя в себя. Когда Гамлет узнавал
отца, слабая улыбка озаряла его осунувшееся лицо. Уильям сжимал в своей
руке тоненькие, испещренные венами пальчики сына и старался ободряюще
улыбнуться ему в ответ. Он все реже уходил из комнаты, понимая, что
проводит с ним последние дни его жизни.
— Прости меня, малыш, — как-то заговорил
Уильям, — я помню, как ты родился практически одно временно со своей
сестрой. Как вы плакали по очереди, не давая нам с матерью уснуть ни на
минуту. Я помню, как ты начал ходить и пытался забираться наверх по
лестнице. Как ты начал говорить, смешно копируя интонации сестры. А
дальше я удрал в Лондон, — Уильяму казалось, что сын слышит каждое его
слово, несмотря на то что глаза его были закрыты, — я забыл обо всех
вас, наслаждаясь свободной жизнью, словно у меня и не было семьи. Когда
вы ненадолго приехали в Лондон, я мало проводил с вами времени. Мне было
куда интереснее болтать с моими друзьями в таверне. Я не боялся
потерять тебя. Я думал, у меня все впереди: я успею пообщаться с тобой,
увидеть, как ты становишься взрослым. Я даже подумывал взять тебя к себе
в Лондон, когда ты закончишь школу.
В комнате стояла звенящая тишина. Из-за
задернутых штор было непонятно, светит ли на улице солнце или давно уж
наступил вечер. Уильям, сгорбившись, сидел, глядя на умирающего сына.
— Прости, если сможешь, — прошептал
он, — поверь, я люблю тебя и никогда не переставал любить. Но
совершенные нами в жизни ошибки уже не исправить. Нам не вернуть
упущенное время. Но я обещаю, Гамлет, я увековечу твое имя. Я не дам
себе забыть о том, что совершил. И ты всегда будешь жить в моем сердце…
Ты посмотреть заставил в глубь души,
А там — лишь пятна черные повсюду,
Которым никогда не стать светлее![3]
Похоронив сына, Уильям еще некоторое
время оставался в Стрэтфорде. Он начал писать новую пьесу, редко выходил
из дома, общаясь только с женой и дочерьми. Из Лондона ему пришло
письмо от Элизабет. Она выражала надежду, что его сын поправится, и
писала, как сильно скучает без Уильяма. Он ответил кратко, написав лишь о
том, что сын умер и что не знает, когда вернется.
Мир будто перевернулся. То, что казалось
важным когда-то, перестало иметь значение. Ушли в прошлое званые обеды и
ужины, стихли аплодисменты, начал стираться в памяти образ Элизабет.
Уильям сидел в своей комнате на втором этаже, даже не ощущая, что прошло
несколько лет с того момента, как он на раздолбанной телеге бежал из
Стрэтфорда. Спокойная, размеренная жизнь дома не раздражала. Он играл с
дочерьми, сидел вечерами с Анной на кухне, не произнося порой ни слова.
Мир застыл, превратившись в одну большую декорацию на сцене.
— Уильям, что ты собираешься делать дальше? — спросила его как-то жена. — Наверное, тебе следует вернуться в Лондон.
— Зачем? — Он устало провел ладонью по лицу. — Я останусь с вами. Я и так потерял слишком многое.
— Но ты здесь несчастлив, — возразила
Анна, — я вижу, что такая жизнь не для тебя. Ты талантливый актер,
известный драматург. Тебя ждут друзья. Поезжай. Я всегда буду тебе
благодарна за то, что ты провел эти тяжелые месяцы вместе с нами. Самое
страшное позади. Гамлета не вернешь. Поезжай.
— Ты и в самом деле так думаешь? —
Уильям с удивлением посмотрел на жену. — Я бы хотел остаться здесь,
потому что больше не хочу терять годы общения с тобой и детьми.
— Но ты можешь приезжать к нам чаще.
Ничего не мешает тебе общаться с дочерьми. И со мной, — добавила Анна,
помолчав немного, — но долго в Стрэтфорде ты не выдержишь. Я вижу, что
тебя тяготит вынужденное пребывание здесь.
— Это неправда. Я искренне сожалею о
том, что не виделся с сыном все эти годы. Мне тяжело осознавать, что мог
бы общаться с ним больше, — Уильям не очень активно пытался спорить с
Анной, но в глубине души был рад, что она готова отпустить его назад.
— Уильям, если ты на самом деле хочешь
остаться, то я буду рада. Ты знаешь. Но я вижу, что ты хочешь вернуться в
Лондон. Здесь ты, как в тюрьме, лишь отбываешь наказание, которое
несешь за смерть сына. Но ты не виноват. Так распорядилась судьба. Не
надо себя винить.
В Лондон Уильям вернулся в начале осени.
В театре его ждали и, как всегда, радостно приняли обратно. Друзья
понимали, как тяжела потеря, которую перенес Уильям, и постарались, как
могли, его поддержать.
— Лучшее лекарство — работа, — сказал ему Джеймс, — ты пишешь что-нибудь?
— Да, — Уильям кивнул, — у меня почти готова новая драма. Скоро смогу тебе ее показать.
— Давай. Мы сразу ее поставим. Публика
по-прежнему требует от нас новых спектаклей. Между прочим, приходила
пару раз твоя возлюбленная.
— Элизабет? — Уильям вдруг понял, как по ней соскучился.
— Да, она. Спрашивала, когда ты
возвращаешься. Я ответил, что не знаю. Ты и в самом деле вернулся
неожиданно. Мы уж даже решили, что ты остался в Стрэтфорде насовсем.
— Так я и хотел сделать, — сознался
Уильям, — как ни странно, Анна убедила меня уехать. И сейчас я вижу, что
она была права. Я соскучился по работе.
— У тебя мудрая жена. Ты не должен зарывать свой талант в землю.
Казалось бы, все потекло, как и прежде.
Но Уильям был уверен: как прежде, больше не будет. В его памяти навсегда
останется его умирающий мальчик, для которого он ничего не смог
сделать. Семья неожиданно стала для него важной частью жизни. И ничто не
сможет теперь это изменить.
Вскоре они увиделись и с Элизабет. Она
была еще красивее, чем до его отъезда. Любовь к ней не угасла, но Уильям
чувствовал себя спокойнее и увереннее. Он понял, что для него является
главным. И этим главным Элизабет больше быть не могла.
Побывав в гостях у графа, Уильям увидел,
что Генри, как и прежде, вовсю ухаживает за Элизабет, а она
благосклонно принимает эти ухаживания. То, что прежде сильно ранило
душу, теперь было похоже на укус комара. Уильям чувствовал укол и даже
помнил о нем некоторое время, но, поняв однажды, что есть настоящая
боль, страдал не сильно, словно наблюдая за происходящим со стороны. Полный текст статьи скачивайте по ссылке вверху страницы. |