Биография

Начнем урок с показа двух-трех портретов. Дети – стихийные физиономисты. Лицо писателя произведет на них впечатление. Ахматова увидела Солженицына таким: «Светоносец! Свежий, подтянутый, молодой, счастливый (и это уже после войны и лагеря!). Мы и забыли, что такие люди бывают. Глаза, как драгоценные каменья. Строгий… Огромный человек. Лицо чистое, ясное… С огромным достоинством и ясностью духа».

Далее стоит кратко рассказать судьбу Солженицына в параллель с судьбой Достоевского. Воевал, был арестован на фронте за критику Сталина, попал в застенки Лубянки, ожидал приговора (а он мог быть любой, вплоть до расстрела) и был отправлен в лагерь на 8 лет. Достоевского, как известно, за участие в кружке Петрашевского приговорили к казни. Он ожидал ее, стоя на коленях на эшафоте, но был помилован и отправлен на каторгу. Как тут не вспомнить замечание Короленко, что все крупные русские писатели имели такой жизненный опыт, соответствующий их таланту. Те, кому на долю не выпала «война, тюрьма, сума»), остались просто литераторами. В России исключений из этого правила мало.

Надеюсь, что современный благополучный юноша все же способен воспринять головокружительную судьбу писателя: комсомольская юность, физмат университета, «война, тюрьма, ссылка в лагерь, сума», рак и победа над ним, борьба со сталинизмом, гигантское литературное и историческое творчество, Нобелевская премия, высылка за границу, триумфальный возврат в Россию. Говоря языком древних греков, Солженицын – Герой, победивший Рок.

Не приходила ли вам в голову мысль, Читатель, что биографии замечательных людей: Толстого, Достоевского, Солженицына, Сахарова – литература высшего порядка по сравнению с художественной?

Отношение Солженицына к Пушкину

Пушкина в России любят все, но лишь единицам – Тютчеву, Достоевскому – удалось ясно сказать, за что. И Солженицын сказал свое слово. Казалось бы, что нового можно добавить к «пушкиниане»? Солженицын сделал это блестяще в статье «Колеблет твой треножник». Фрагменты из нее надо бы включить в хрестоматию.

Приведу один факт из биографии писателя. Для меня он момент истины. Во времена гонений на него он приехал в Москву в редакцию «Нового мира». Там должны были решать, печатать ли «Один день Ивана Денисовича» Так вот, идя в редакцию с вокзала, Солженицын завернул к памятнику Пушкину, постоял, как бы помолился: «Отчасти поддержки просил, отчасти обещал, что путь свой знаю. Не ошибусь».

Значение Солженицына

Его в полной мере могли бы оценить писатели одной с ним величины – Толстой, Достоевский. Современники отозвались как могли.

«Один день Ивана Денисовича»

Введение

«Один день…» – редчайшее произведение, к которому применимы слова Короленко: «…жизненная правда в нем действует так, как будто человек шел ничего не ожидая… вдруг выскочил кто-то и так гвозданул по голове, что бедняга присел». Вот и Солженицын гвозданул. Дело в том, что доклад Хрущева на XXII съезде партии о культе личности Сталина был полуправдой. Нужна была настоящая правда о тщательно скрываемой стороне сталинизма – массовых репрессиях и ГУЛАГе. Ее дал Солженицын. Рассказ опубликован в 1962 г.

Пафос рассказа

Автор неявно обращается к читателям: Вы не знали ничего о ГУЛАГе? Не знали или не хотели знать? Боялись этой темы? А если ваш невинный родственник попадал туда, то думали, что по ошибке? Так вот нате, читайте правду!

Мне скажут, что пафос правды недолго будоражит умы современников и рассказ в XXI в. не актуален. Я отвечу, что «Иван Денисович» будет всегда интересен читателям в первую очередь как высокохудожественное произведение. Это качество оценил К. Чуковский: «Иван Денисович» поразил меня своей могучей поэтической (а не публицистической) силой. И такая власть над материалом, и такой абсолютный вкус!» Осмелюсь к суждению мэтра добавить два замечания. Одной из художественных особенностей произведения является время. Читатель живет по часам Шухова. Возникает эффект достоверности. Это сильный прием. Есть «ритмичные» произведения, которые можно «переложить» на музыку: «Тамань», «Песня про царя Ивана Васильевича…», «Записки охотника» и, конечно, «Один день Ивана Денисовича».

Место действия

Утро. Солнце не взошло. Бараки в голой степи, окруженные колючей проволокой – лагерь. Мороз, ветер. Часовые на вышках в тулупах. Безлюдно, тихо. Звучит удар молотка о рельс – подъем. Зэки в бараке просыпаются, одеваются, гадают, куда погонят на работу, велик ли мороз.

Завязка

Шухов, ладный мужичок, проснулся. Его знобит, ему неможется. Торопится до столовой успеть в медпункт, надеясь, что освободят от работы на морозе. Не вышло. Читателя «зацепило». Он сочувствует Шухову. Он удивлен лагерными порядками, узнав, что больному зэку урезают без того скудное питание. Пайка хлеба – стимул «вкалывать» и не болеть. Шоковое начало рассказа порождает сильное желание читателя узнать, кто же эти зэки и за какие преступления «сидят». И действительно, кто они?

Кульминация

Это описание кладки стены на стройке – образ артельного труда. Есть дирижер – бригадир. Есть солисты – мастера Шухов и Кильдигис, есть рядовые работники.

Строители постепенно нашли общий ритм. Кладка пошла азартно. Каменщики покрикивают подносчикам: «Давай! Давай еще!». Работа началась по принуждению, а продолжается в охотку. Шухов, хотя и устал, шутит: «Жаль, что день короткий, гадство такое!». Бригадир Тюрин в ответ улыбается. Слышится удар молотка по рельсу. Конец рабочего дня. Бригада уходит. Шухов задерживается на минуту, смотрит на качество кладки и гордится своей работой – «глаз ватерпас». А еще рад, что превозмог болезнь.

Образ Шухова

Судьба Шухова типична: воевал, в 1941 г. попал в плен, бежал. Его обвинили в предательстве и дали 10 лет лагерей. Шухов рядовой солдат, рядовой зэк, но он – тип и этим интересен. Интересен более, чем Каратаев, хотя он дальняя родня толстовскому герою.

Вспомним образы крестьян в русской прозе. В «Капитанской дочке» крестьяне – кровавые бунтовщики. Гоголь изобразил мужиков как зевающих бездельников на завалинке (это реальных, а не торгуемых). Тургенев сделал благородную попытку… Каратаев у Толстого стихиен и недоразвит. В «Мужиках» Чехов собрал все человеческие пороки, чем вызвал осуждение писательского сообщества. Г. Мелехов – первый полноценный образ крестьянина. Но это особый случай – он казак. Пастернак в «Докторе Живаго» изобразил крестьян дремучими и жестокосердными по контрасту с духовными интеллигентами.

Солженицын – первый писатель, кто дал образ мужика с любовью и глубиной. Он открыл эту важнейшую тему. Позже ее развили Белов, Абрамов, Распутин…

Отступление

История показывает, что писатель, одаренный чувством благородства, в принципе не может изобразить человека из низшего сословия – низким именно в силу происхождения. Этим качеством обладали Пушкин, Тургенев, Некрасов… и Солженицын. Напротив, некоторые писатели подавляли в себе чувство превосходства лишь по причине воспитанности, но оно иногда становилось явным. Такое случалось с Гоголем, Чеховым, Буниным, Пастернаком, Булгаковым.

Вот контрпример. В «Саге» Д. Голсуорси есть такой эпизод. Представители буржуазной элиты, с сочувствием обсуждают стойкость безработных из простонародья, и один из них говорит: «Я, пожалуй, начинаю гордиться, что я англичанин». В русской литературе я не нашел подобного. Это досадно.

Шухов – образ страдательный. Он подчиняется обстоятельствам. Но он – не страдалец, а стоик, гнется, но не ломится. Спасибо Солженицыну за образы стоиков, победивших смерть (Шухов, Костоглотов, их много в «Архипелаге»). А то повелось в русской литературе, что герои гибнут.

Образ Шухова, вероятно, непонятен высоколобому столичному читателю. Демократичный же читатель с большим жизненным опытом радуется узнаванию виденного в жизни и симпатизирует Шухову – умельцу-самоучке, трудяге, человеку с запасом душевного здоровья, да и на язык он остер. Таких людей ценят на войне, на заводе, на стройке, в лагере, в тюрьме, ценят и зовут по имени-отчеству.

Солженицына – историка и психолога интересовал вопрос, какие люди способны на солидарность, на борьбу с режимом. Его вывод таков: просвещенные с чувством собственного достоинства (Нержин, Костоглотов). Крестьянин Шухов из далекой деревни Темгенево – не способен. Максимум, он может принять участие в бунте, если уж совсем припечет.

У Шухова в американской литературе есть аналог, фермер из глубинки Пейдж, кто точно знал, «где верх и где низ» и в природе, и в хозяйстве, и в людях, и в себе. Знал и не опускался [24]. Вот и Шухов знал и не опускался, победив голодное безумие и, планируя жизнь на воле, он был уверен, что не унизится до торговли и не бросит крестьянский труд. Это и есть доминанта образа.

«В круге первом»

Роман сейчас читается, как психологический детектив. Именно так. Мне он интереснее, чем, например, книги А. Кристи. Судите сами.

Обитатели секретного Конструкторского Бюро, расположенного на окраине Москвы, зэки, выполняют рутинные заказы Министерства госбезопасности. Условия очень даже терпимые: не голодно, тепло, работа интересная, люди вокруг интеллигентные, не считая тюремщиков. Зэки в свободную минуту обсуждают политику, азартно спорят на мировоззренческие темы, отстаивая свои жизненные позиции. Неожиданно ситуация обостряется. Пришел приказ создать телефонную «прослушку» с возможностью определять абонента по голосу. Заключенные понимают, что могут стать соучастниками репрессивного беспредела, охватившего страну. Перед ними ставится условие: согласен работать – остаешься, не согласен – отправляешься на Колыму. Вопрос согласия-несогласия означает «быть или не быть» в прямом и жестоком смысле. Читатель в высшей степени заинтригован, чем кончится проверка на деле их принципов и человеческого достоинства, какие оправдания своему решению найдут те, кто останется. Кульминация романа сделана мастерски. Это – выбор, который надо было сделать каждому и незамедлительно.

Концовка романа выразительна, как мощный аккорд симфонии, блестящая концовка: Ранним утром по улицам Москвы едет фургон с надписью «Хлеб». Везут заключенных. Среди них Глеб Нержин, главный герой книги. Он прислушивается к шумам города, прощается с ним. Ему не видно, куда везут, но гадать излишне, куда же еще – на Ярославский вокзал.

К вопросу о народе (обращение к моим внукам)

Понятие «народ» важно для любой нации, тем более для русских. И для вас важно, мои любезные друзья.

Во-первых, чтобы осознать свое родство с народом, просмотрите семейный архив, послушайте воспоминания ваших дедов, навестите родные могилы. Ваши предки были крестьянами, помещиками, инженерами, врачами, агрономами. Они – соль земли.

История России XIX–XX вв. изобиловала драматическими событиями. Наш род не миновал ни одного. Но так случилось, или Провидение вело, или понятие о чести, но «кровь и грязь эпохи» миновали. В том смысле, что мы не угождали властям и не участвовали в репрессиях, прямо или косвенно.

Во-вторых, постарайтесь осознать, что вы не только потомки Колосовских, Галаниных, Колпаков, Воробьевых, но глядя в глубь времен, «одной крови» с протопопом Аввакумом, Д. Донским, С. Радонежским, А. Суворовым, Е. Пугачевым, А. Пушкиным, Л. Толстым, Д. Каракозовым, братьями Ульяновыми, С. Королевым, Ю. Гагариным, А. Солженицыным…

Вернемся к образу народа. Крестьяне: Матрена, Иван Денисович, Тюрин, Клевшин, баптист Алешка, моряк Буйновский; обитатели КБ, инженеры: Нержин, Сологдин, Рубин, крестьянин Спиридон, дипломат Володин; пациенты онкологической больницы, бывший зэк Костоглотов, геолог Вадим… врачи-подвижники и среди них – Вега (лучший женский образ в русской литературе). Вот они и есть народ, «пошатнувшийся образ которого укрепил Солженицын».

Подведем итоги. Изучается «Один день Ивана Денисовича» и «В круге первом». Для домашнего чтения и последующего обсуждения предлагается «Раковый корпус». Эту вещь можно преподать как возврат к вечным истинам: как человек жил, зачем жил, что остается после него. Надеюсь, что учитель сможет. Для домашнего чтения также надо рекомендовать фрагменты из «Архипелага», как то: описание казней зэков на Соловках и несколько судеб праведников, «победивших зло». Среди них Анна Скрипникова. Она была из тех редчайших людей, которых не кусают злые собаки, не нападают бандиты и насильники, и перед которыми смирялись удивленные чекисты.